Хрустальная ловушка - Страница 77

— Вот видишь, кара, — затылком Ольга почувствовала его улыбку, — не прошло и двух лет, как мы начали понимать друг друга с полуслова.

* * *

…Он свалился с неба, ее отец.

Как какой-нибудь титан, наказанный за богоборчество.

Он и был титаном, во всяком случае, именно таким он представлялся Ольге в детстве.

Вертолет, попавший в страшную болтанку, прилетел не через двадцать минут, а через час. Уже потом выяснились все подробности этого безумного ночного полета. Отцу все-таки удалось уговорить какого-то отчаянного летчика, полгода сидящего без зарплаты в своем нищем авиаотряде. Пять тысяч долларов — именно во столько оценил летчик и свою жизнь, и жизнь отца. Отец не задумываясь выложил эти деньги.

И вот теперь он стоял на вертолетной площадке рядом с дочкой и зятем. От него пахло крепким, въевшимся во все 'поры кожи одеколоном, бензином и дешевым табаком: очевидно, в лучшие времена развалюха-вертолетик «Ми-2» трудился на ниве табаководства.

Сам отец не курил. Он бросил курить сразу же после свадьбы, потому что вбил себе в голову, что Инке может не понравиться запах кубинских сигарет без фильтра. Они были на редкость вонючи и отравляли дом Олиного детства. Даже изысканная Манана не могла отучить его от двух пачек «Портогаса» в день. Инке удалось сделать это за несколько минут, стоило только наморщить хорошенький носик.

— Что случилось? — крикнул отец, когда винт еще работал. — Она жива?!

— Все в порядке, — успокоил его Марк.

Никаких приветствий, никаких объятий.

— Где она?! — — Идемте, Игорь Анатольевич.

Марк был сама почтительность, он всегда ощущал дистанцию между собой и тестем. Отец был руководителем концерна, а Марк всего лишь одним из его высокопоставленных подчиненных. Эта ненавязчивая почтительность устраивала обоих.

— Что-нибудь серьезное? — отец никак не мог успокоиться.

— Здравствуй, папа. — Ольга все-таки решилась напомнить о себе.

— Здравствуй, малыш. — Небрежный, рассеянный поцелуй в щеку — вот и все, что ей удалось вырвать на правах дочери. Давно забытая ненависть к Инке неожиданно материализовалась и начала принимать угрожающие очертания.

Нет, он никогда бы не прилетел, если бы с ней случилось что-нибудь подобное. Он ограничился бы успокаивающим звонком из Москвы («Я люблю тебя, малыш, выздоравливай скорее!») или в крайнем случае прислал бы курьеров — дюжих молодцов из охраны концерна. Молчаливые курьеры переждали бы внизу все погодные катаклизмы и поднялись бы в «Розу ветров» лишь тогда, когда барометр намекнул на «ясно».

Она с грустью и непонятным раздражением смотрела на отца — когда-то давно он принадлежал только ей, большой, красивый, седоволосый человек. Он был совершенен, — во всяком случае, так всегда казалось Ольге: прямой нос, жесткие скулы и подбородок предводителя гуннов, какого-нибудь Аттилы. Сейчас же гуннский подбородок отца слегка подрагивал, что выдавало крайнюю степень волнения.

— Марк, объясни мне толком, что произошло?

— Она сорвалась со скалы. Но, в общем, никаких поводов для отчаяния нет.

— Позвоночник не задет?

— Нужен рентген, — уклончиво ответил Марк, — но ситуация не кажется мне катастрофической.

— А врачам?

— Врачи — это отдельный вопрос.

«Бедный Артем Львович, стоит тебе встретиться с отцом, и ты будешь иметь бледный вид», — подумала Ольга.

Игорь Анатольевич шел так быстро, что Ольга с Марком едва поспевали за ним.

— Ее можно транспортировать?

— Похоже, что да.

— Черт, нужно было взять с собой Мотю… Как же я не сообразил, старый дурак!

Матвей Кулагин, блестящий хирург, был старым другом отца. Они познакомились за два года до смерти Мананы, когда она сломала руку. История с переломом тоже имела психиатрическую подоплеку, и Шмаринов не любил вспоминать о ней. Ольга смутно помнила, что тогда Манана впервые подняла руку на отца, — потом она делала это частенько: только так она могла выплеснуть наружу и свое отчаяние, и свою смутную тоску, и свой страх перед собой.

— Она… Она в сознании?

— Ну, конечно, Игорь Анатольевич. И ждет вас.

Шмаринов сразу обмяк, как будто из него выпустили воздух: было видно, что больше всего этот человек боялся неизвестности. Теперь же, когда ситуация прояснилась, он смог позволить себе расслабиться.

…Инка действительно ждала.

Она сидела на кровати, вцепившись пальцами в край одеяла и напряженно глядя на дверь. Именно в такой позе они и застали пострадавшую, когда все втроем ввалились в номер.

— Девочка! — забыв обо всем, он бросился к жене, Инка протянула к нему руки и заплакала. Никто не может плакать так красиво, как Инка: полная неподвижность, полная безмятежность, даже ресницы не дрожат — королева в изгнании, да и только.

— Девочка моя…

— Игорь…

— Как же я испугался! Как ты могла так поступить с папочкой…

Ольгу даже передернуло от всех этих излияний. Только теперь она поняла, как сильно любит отец ее подругу. Ту самую подружку дочери с вечными чернильными пятнами и ссадинами на коленках, с которой он едва здоровался в детстве. Должно быть, они часто вспоминают об этом, когда лежат, тесно прижавшись друг к другу, обессиленные после любви: «А помнишь то платьице, в котором ты к нам приходила, голубенькое, в красный горох?..» — «Что ты, Игорь, у меня никогда не было такого платья…»

— Что у тебя болит?

— Ничего, — Инка посмотрела на отца ясными глазами, никакой паники, никакого отчаяния, он должен по достоинству оценить мужество своей жены.

— Скажи мне правду…

— Я и говорю правду… Ничего. Просто я не чувствую ног.